«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории - Генри Каттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здоровье, слава, богатство. Но что, если…
«ТАРН!!!»
Эта мысль молнией вонзилась в мозг.
И тут же следующая: «Я схожу с ума!»
Внутренний голос настойчиво повторял: «Тарн… Тарн… Тарн… Тарн…»
Но ему отвечал, его глушил другой голос – здравый, сулящий защиту.
– Я Джеймс Ноэль Кельвин, – забормотал журналист. – Специальные репортажи, охота за сенсациями, подготовка статей. Тридцать лет, не женат. Сегодня я прилетел в Лос-Анджелес и потерял багажную квитанцию… Собираюсь пропустить еще стаканчик и найти гостиницу. И похоже, климат тут в самом деле хорош – синусит не напоминает о себе.
«Тарн-Тарн-Тарн, – продолжался почти за порогом сознания глухой барабанный бой. – Тарн-Тарн-Тарн…»
В баре Кельвин попросил порцию виски и полез в карман за деньгами. Рука дотронулась до металлической коробки. И одновременно он ощутил легкое прикосновение к плечу. Инстинктивно оглянулся и увидел белую, как слоновая кость, семипалую, по-паучьи тонкую, безволосую, без ногтей, но хваткую конечность.
Первое, о чем подумал Кельвин при виде этой отвратительной лапы, – надо в кратчайший срок максимально увеличить расстояние между собою и ее обладателем. Поиск решения данной проблемы, столь же необходимого, сколь и трудновыполнимого, заставил забыть обо всем остальном. Едва сознавая, что делает, Кельвин ухватился за прибор. Нужно было во что бы то ни стало убраться отсюда!
Все остальное сейчас не имело значения.
Чудовищные, чуждые мысли некоего неизвестного жителя будущего закружили его в своем безумном водовороте. И секунды не прошло, как этот искусный, тренированный, компетентный разум решил столь необычную и столь внезапно навязанную ему задачу.
Одновременно Кельвину стали понятны способы транспортировки. Мотоплита, конечно же, еще не изобретена, а с сенсорным витым шлемом ему не разобраться. Но третий метод…
Воспоминания меркли. А чужие пальцы сжимали плечо все сильнее… Кельвин ухватился за умирающие мысли и отчаянным усилием заставил мозг и мышцы двинуться по невероятному пути, подсказанному воображением человека из будущего.
Он очутился под открытым небом, на него обрушился холодный ночной ветер. Но теперь никто не протягивал к нему лапы.
Кельвин обессиленно опустился на бордюрный камень.
На углу бульваров Голливуд и Кауенга прохожие не очень-то дивились сидящему на тротуаре худому чернявому мужчине. Появление Кельвина было замечено одной-единственной женщиной, и то она осознала случившееся, лишь когда отошла на приличное расстояние. Женщина возвращалась домой, из-за какого-то незнакомца она не стала менять свои планы.
Кельвин засмеялся в легком приступе истерики.
– Телепортация, – пробормотал он. – Как мне это удалось? Что-то произошло… но теперь трудно вспомнить, что именно. Зря я перестал носить записную книжку, надо вернуть эту привычку.
«Но что там с Тарном?» – спохватился журналист.
Он в страхе завертел головой. И только через полчаса успокоился – за это время не случилось новых чудес. Сторожко поглядывая по сторонам, Кельвин пошел бульваром Голливуд. Он бессознательно сунул руку в карман и нащупал прохладный металл. Богатство, слава и здоровье. Ну а почему бы не попробовать?
Но он не нажал на кнопку. Слишком уж памятным было то шокирующее, незнакомое чувство дезориентации. В далеком будущем совершенно иные знания, привычки, ощущения. И чужие умы сильны до жути.
Надо снова включить прибор. Да, надо. Но спешить ни к чему. Прежде необходимо все как следует обдумать.
А ведь тот робот, оказывается, не лгал. Его устройство действует.
На следующий вечер снова объявился Тарн и снова перепугал Кельвина до полусмерти. К этому времени журналист так и не разыскал багажные квитанции, и в бумажнике у него оставалось два доллара. Он снял номер в средней руки гостинице, заплатив вперед, и там задумался о применении доставшегося ему путепровода в будущее. Здравый смысл подсказывал, что надо жить обычной жизнью и ждать развития событий. И вообще, пора вспомнить о своих профессиональных обязанностях. Он связался с «Таймс», «Икзэминером», «Ньюс» и некоторыми другими изданиями. Но дело шло туго. Это только в кино журналисты быстро добиваются желаемого.
В тот вечер, когда нагрянул незваный гость, Кельвин находился в гостинице.
Конечно, это был Тарн.
Он носил огромный, примерно вдвое больше головы, белый тюрбан. Аккуратные черные усы загибались книзу, как у китайского мандарина или у сома. Он вперился в Кельвина из зеркала ванной.
Журналист в этот момент рассеянно почесывал подбородок, размышляя, стоит ли побриться, прежде чем идти ужинать. Между появлением Тарна и осознанием данного события имел место заметный промежуток времени, и Кельвину показалось, будто это у него самого стремительно отросли усы. Оно дотронулся до верхней губы – гладко. Но напротив голова с набриолиненными волосами приблизилась к стеклу. Это настолько потрясло Кельвина, что он полностью утратил способность соображать. Инстинкт заставил его попятиться. Журналист наткнулся на борт ванны, колени подломились, и это отвлекло на миг, встряхнуло рассудок. Когда Кельвин снова уставился в зеркало, над умывальником виднелось его собственное бледное от страха лицо.
Однако через секунду-другую отражение поплыло: снова формировалось облако тюрбана, угольными штрихами наметились усы.
Кельвин прижал к глазам ладонь и повернулся, сделав полный круг. Секунд через пятнадцать чуть раздвинул пальцы и глянул через щелочку на стекло. Другую ладонь он все еще судорожно прижимал к верхней губе, в нелепой попытке не допустить внезапного отрастания усов. Тот, кто смотрел на него точно так же сквозь пальцы из зеркала, выглядел как он сам. По крайней мере, на нем не было тюрбана и он носил очки в роговой оправе.
Кельвин осмелился оторвать руку ото рта – и тотчас прижал снова, опередив Тарна, не позволив ему нарисоваться в зазеркалье.
Все так же прикрывая лицо, журналист на нетвердых ногах вышел в спальню и вынул из кармана пальто плоскую коробочку. Но не нажал на кнопку, не создал телепатическую связь между двумя столь непохожими эпохами. Понял, что просто не хочет этого делать.
То, что сейчас происходит, пугает до дрожи. Но еще страшнее думать о повторном проникновении в мозг незнакомца из будущего.
Он стоял перед комодом, и из зеркала в щель между пальцами на него смотрел глаз. Стекло очков придавало дикий вид этому глазу, но он несомненно принадлежал Кельвину. Журналист осторожно убрал руку.
Тарн теперь часто возникал в зеркалах, и Кельвин ничего не мог с этим поделать. Гость носил белые ботфорты из поблескивающего пластика. Между ними и тюрбаном не было одежды, только узкая набедренная повязка, тоже пластиковая. Тарн был очень худ, но выглядел живчиком – того и гляди выпрыгнет из зеркала в гостиничный номер. Кожа у него была белее, чем тюрбан, а руки и впрямь оказались семипалыми.
